Как Вы первый раз услышали об этой роли?
Мне прислали все шесть серий сценария в тот момент моей жизни, когда я находил чтение сценариев делом чрезвычайно трудным. Все казалось мне тогда нечитабельным, и уж последнее, что мне было нужно, как я полагал – это шестисерийная ВВС-шная костюмная драма – жанр, против которого у меня было предубеждение. Я полагался на мои воспоминания о 70-х годах, когда это было последним, что я стал бы смотреть по телевизору. Мне помнились эти постановки, как очень скучные и чопорные – чопорная игра, чопорные экранизации.

Вы когда-нибудь до этого читали что-то из Джейн Остен?
Нет, ни страницы. Литература XIX века казалась мне не слишком сексуальной. У меня было предубеждение, что это скорее чтиво для девчонок. Мне всегда больше привлекали такие бурные европейские романы, отчасти как обратная реакция на то, что обычно преподают в школе. Поэтому, когда мне предложили «Гордость и предубеждение», первое, что я подумал, даже еще не читав – «ох, опять эта старая боевая лошадка» - и разворачивал этот огромный конверт с замиранием сердца и большой неохотой. Другой причиной для тревоги была необходимость посвятить столько времени одному проекту; я думаю, что многие актеры стараются по возможности избегать таких долгосрочных обязательств. То есть, было множество причин, по которым мне не хотелось открывать первую страницу – но, как мне помнится, я не успел прочесть и пяти страниц, как почувствовал, что меня зацепило. Это было потрясающе. Мне не хотелось отрываться, пока я не прочитаю все до конца. Я не помню, чтобы какой-либо другой сценарий так меня разжёг и тронул, в каких-то основных вещах, которые составляют сущность романтической истории. Вы просто обязаны прочесть дальше, чтобы узнать, что случилось потом. Вы сразу же влюбляетесь в эти характеры, и Джейн Остен просто изумительно дразнит вас: у нее есть способность оставлять у вас чувство неудовлетворенности в самом положительном смысле. Она показывает вам ряд возможных вариантов развития сюжета, а затем уклоняет вас в сторону. И еще я, конечно, понятия не имел, насколько, оказывается, «Гордость и предубеждение» забавная книга – сколько в ней остроумия и легкости, и процесс чтения этой книги крайне далек от выполнения «домашнего задания».

А когда я первый раз отправился на встречу с Сью Бертуистл, я еще не успел дочитать до конца 6-й серии. Я тогда ничего не знал про Джейн Остен и понятия не имел, что она закончила эту историю счастливо. И Сью, фактически, испортила мне весь эффект неожиданности, проговорившись, что Дарси и Элизабет поженятся. И я, если честно, был этому очень удивлен, поскольку, ничего не зная об толком об этой истории, я очень легко мог себе представить, что что-то пойдет не так: ведь по ходу сюжета складывалась очень напряженная ситуация. И вообще, эту книгу можно прочесть и три, и четыре раза и все равно в процессе чтения каждый раз не быть уверенным, что в конце все сложится благополучно.

Почему Вы вначале колебались?
Я знал, что должен прислушаться к внутреннему голосу, который говорил: «Тебе же это понравилось. Это первый сценарий, который ты смог прочитать за долгое время». Я должен был отнестись к этому серьезно. Но сложность была в том, что я не чувствовал, что подхожу для роли Дарси. Я не чувствовал в себе способности сделать его таким, каким он должен быть. Он казался мне слишком значительной фигурой. Я ведь раньше и не подозревал, что Дарси был настолько знаменитым литературным персонажем. Ну, я имею в виду, что книги я не читал и ни разу не слышал, чтобы кто-то при мне о нем говорил. Но тут, стоило мне упомянуть его имя, как все сразу же начали рассказывать мне о том, как они обожают эту книгу, и как в школе они были влюблены в мистера Дарси, а мой брат сказал: «Дарси? А разве он не должен быть сексуальным?» Ну, то есть, я все это слушал, слушал, и начал думать – «О, Боже, Оливье был потрясающ в этой роли, и больше никто и никогда не сможет ее сыграть». Но мои сомнения основывались не только на этом. Дарси, конечно, очень притягательный персонаж – на страницах книги он выглядит очень волнующе и захватывающе – но я поначалу решил, что он написан совсем без внутренней перспективы. Джейн Остен пишет с женской точки зрения – в этой книге это точка зрения Элизабет Беннет. Дарси создан так, чтобы быть загадкой на протяжении почти всей истории, почти до самого конца, когда вы узнаете и его точку зрения на события. Мне это просто совсем не казалось близким. Я не знал, как мне сделать этот образ конкретным и четким для себя как для актера. Невозможно играть просто некий образ, ибо это исключительно внешняя вещь. И поэтому я начал думать, что у меня ничего не получится; что я только всех подведу и себя разочарую, поскольку не смогу сделать достаточно для того, чтобы превратить Колина в Дарси.

И парадокс ведь еще заключается в том, что вы в любом случае не можете многого делать, когда играете эту роль; он ведь практически ничего и не делает, и это казалось мне ловушкой. Я рассуждал: «Чтобы превратить себя в другого человека настолько, чтобы сыграть Дарси, я должен буду сделать чертовски много. Но «делать» что-то – это последнее, что будет правильным для того, чтобы сыграть Дарси. Единственный способ, чтобы это заработало – это уже самому изначально быть Дарси." Я взглянул в зеркало и Дарси там не увидел. Я знаю, что можно быть достаточно смелым и попытаться себя изменить, но в то же время нужно отчетливо понимать, что реально сделать, а что нет. И я не чувствовал себя способным на это, поэтому решил, что лучше всего будет ответить «нет».

А что заставило Вас передумать?
Сью была настолько твердо убеждена, что я как нельзя лучше подхожу на эту роль, что мне просто пришлось вновь вернуться к этому и обдумать еще раз. А когда я взялся перечитывать сценарий, то его чары начали уже вовсю на меня действовать; он меня коварно затянул в свои сети – настолько он был соблазнительным и возбуждающим. Я и не осознавал тогда, что это происходит, но, как только вы начинаете вовлекаться в нечто подобное, оно уже, можно сказать, проникает в вашу кровь, и вы уже, фактически, не выбираете. Я мучился, представляя, как я это играю, а потом пробовал представить себе, что я этого не сыграю, и вдруг понял, что если откажусь от этой роли, то для меня это станет серьезной утратой. Я понял, что уже подсознательно начал присваивать себе эту роль и теперь она принадлежит мне. При мысли о том, что её может сыграть кто-то другой, у меня возникало чувство ревности.

А как проходил процесс читки? Криспин Бонэм-Картер вспоминает, что он так сильно нервничал, что отправился прямым ходом в мужской туалет, и обнаружил там Вас, стонущего от волнения.
Я так и знал, что меня там кто-то застукал! Это было действительно очень страшно, настоящая нервотрепка – и не только потому, что предстояло сделать внезапное погружение и прочесть эту вещь от начала до конца вместе с огромным количеством незнакомого народа – но еще и потому, что ставки были очень высоки. Это же очень долгие съемки. Мы все будем впоследствии вариться вместе в течение пяти месяцев, и вы волнуетесь о том, что о вас подумают, и что вас сейчас будут судить. Для всех это было чем-то вроде больших проб. И еще одна вещь, которую я понял во время читки – что я бы очень не хотел играть роль Дарси в радиопостановке. Ибо в его случае физическое измерение – самое основное. Он ведь довольно молчаливый и неразговорчивый человек, и в большинстве случаев гораздо важнее то, что он не говорит, чем то, что говорит. В фильме, естественно, нам показывают его лицо и мы можем видеть его даже тогда, когда он ничего не произносит. Но на радио этого не сделаешь, так же, как и во время читки – вы же не можете сказать – «Так, вот здесь подождите все, минуточку, потому что мне нужно тут сделать вот так, и это будет – ничего.» И вот я сидел между всех этих потрясающих персонажей, которые заставляли окружающих смеяться, и думал про себя – «М-да, а я-то был скучен, не правда ли?»

Ко мне тогда никто не подошел. Я знал одного или двух актеров и разговаривал с ними, но из более чем пятидесяти задействованных актеров у очень немногих возникло желание поговорить со мной. Полагаю, поскольку я играл Дарси, то мне пришлось прилагать огромные усилия, чтобы убедить народ, что в процессе съемок я буду вести себя достаточно дружелюбно.

Эндрю Дэвис говорит, что он хотел передать ощущение, что в Дарси на самом деле скрывается нечто большее, чем мы видим вначале. Как Вы пытались это передать?
Нельзя войти в зал и сразу начать вести себя вызывающе и всячески демонстрировать свои амбиции, потому что Дарси бы этого не сделал. Но не делать чего-то – это одна из самых трудных задач в актерской игре. Я вспоминаю, что, готовясь к этой сцене, я думал о том, что мне нужно создать очень живое, динамичное и разнообразное представление, а потом не играть это действием. Например, в первой сцене на балу в ассамблее Меритона, я должен войти и испытывать обиду, гнев, раздражение, испуг, неловкость, удовольствие, ужас, забавляться, быть шокированным и т.д. – и все эти реакции проигрывать в крайне узкой рамке внешней непроницаемости, поскольку никто ведь толком не знает о том, что думает Дарси. Знаете, я играл гораздо более энергичные с физической точки зрения роли, но я не припомню, чтобы когда-либо чувствовал себя настолько физически вымотанным к концу съемочного дня, как это было с Дарси.

Я помню это особенно четко, когда мы снимали сцену, где Элизабет и я пикируемся в Незерфилде: Дарси здесь очень эмоционален, но он не хочет, чтобы она это знала, он ненавидит ее, потому что она ему нравится, он ненавидит ее, потому что в этом конкретном разговоре она оказывается умнее его, и все это происходит на глазах у семьи Бингли. То есть, внутри у него происходит миллион вещей, и в то же время он должен держать себя в руках и всем своим видом показывать, что его это все никоим образом не задевает; он не должен обнажать свое внутреннее смятение. И вот он сидит там, настолько спокойный и неподвижный, насколько его эмоции позволяют ему сдерживаться. Технически, вы просто должны постараться представить себе все это и затем, отталкиваясь от этого, соответственно сыграть.

Что было для вас самым трудным в процессе съемок?
То, что мне больше всего не понравилось в процессе съемок – это тот неизбежный факт, что Дарси в этой истории отсутствует на протяжении довольно долгого времени, и поэтому мне приходилось иметь дело с большими интервалами в работе. Первый месяц я ощущал, что начался этот прекрасный период, когда фильм, казалось, простирается перед нами, уходя в бесконечность, и все казалось возможным – и вдруг внезапно меня на пять недель из этого процесса исключают. Это было ужасно. Мне особо нечем было заняться в середине съемок, и, когда я все приезжал на съемочную площадку, то видел, что там полно каких-то незнакомых мне людей и они, казалось, снимают какой-то совершенно другой фильм, про семейство девушек. Я чувствовал себя аутсайдером, если честно – и, разумеется, это именно то, кем Дарси и являлся в этой части истории. Я помню, что говорил – «я все равно хочу приезжать на съемки, даже если не снимаюсь, чтобы сохранить чувство того, как эта история развивается».

А когда вы снова начинаете сниматься, то присутствует страх, что та магия, влияние которой вы чувствовали на себе в начале съемок, на этот раз может уже не повториться. Все это материи настолько тонкие, бесформенные. После чего прошло еще две недели и меня опять услали. И это, конечно, очень повлияло на мое ощущение, что я – часть этого процесса, часть единой команды. И я чувствовал, что мне очень тяжело поддерживать в себе это ощущение вплоть до самого конца съемок. Там было огромное количество действующих лиц, и было множество людей, с которыми я практически так и не пересекся – просто потому, что я с ними не работал в процессе съемок, поскольку мой персонаж не имел с их персонажами никаких отношений. График съемок разъединяет вас.

Помог ли Вам сценарий Эндрю Дэвиса лучше понять характер Дарси?
Да, я думаю, что он явился прекрасным введением в мир Джейн Остен, потому что Эндрю лишен того абсурдного академического благоговения, с которым люди подчас относятся к классической литературе. Он преподносит это как необычайно приятную историю. Если бы я начал с романа, может быть, меня бы это так и не увлекло. Я полагаю, что приземленность Эндрю и то, что он подчас прописывает некоторые вещи гораздо более определенно, чем это делает Джейн Остен, очень мне помогли. Он делает вполне явные предположения о том, что Дарси думает, когда он смотрит с непроницаемым лицом на толпу людей, и это помогает Дарси стать чем-то большим, чем просто образ.

Когда работаешь над подобной ролью, интересно, если ты чувствуешь плавность и логику в своем характере в каждый момент времени. Когда что-то по какой-то причине кажется неправдоподобным, возникает диссонанс и тебе приходится напрягать воображение, чтобы придумать оправдания, почему твой характер делает то-то и то-то. А с Дарси мне никогда не приходилось этого делать – ну или очень редко – и мне внезапно пришло в голову, что Джейн Остен действительно как-то инстинктивно ухватила внутреннюю сущность Дарси, хоть у нее и не хватило самонадеянности подробно описать ее. Но она описывает внешнего человека настолько логично, что внутренний человек «играет».

А Вы можете привести какой-то конкретный пример?
Я помню, что думал о том, как логично то, что Дарси отказывается танцевать с Элизабет на балу в Меритоне. Я соглашаюсь пойти на вечеринку с моим другом Бингли. Он меня подбадривает: «Пойдем, там будет чудесный бал и много женщин». Я приезжаю. Я ужасно стеснителен – и вообще чувствую себя крайне неловко в ситуациях, когда нужно светски общаться. Это вообще не то место, где я обычно бываю, и я понятия не имею, как разговаривать и держаться с этими людьми. И поэтому я защищаюсь, прячась под показным фасадом неприятия и снобизма. Бингли немедленно знакомится с самой красивой женщиной в зале, заставляя меня чувствовать еще меньше уверенности в себе. И вот он подходит ко мне с широкой и радостной улыбкой и говорит, что я должен потанцевать. Я говорю – «Ты же уже занял самую красивую девушку в зале», - а он отвечает: «Ну ладно, хорошо, а как насчет ее менее привлекательной сестры?» - и это только осложняет ситуацию, в которую я себя загнал. Тогда я говорю – «Она, конечно, ничего, но недостаточно хороша для меня», но то, что я говорю на самом деле, это – «Послушай, я вроде как должен быть лучше тебя по всем статьям, так что нечего подсовывать мне менее красивую сестру. Я даже и не собираюсь рассматривать этот вариант.» И, когда я держал это все в голове во время съемки, я обнаружил, что сцена фактически сыгралась сама собой.

В конце романа Дарси говорит Лиззи, что не знает, в какой именно момент он в нее влюбился. Но Вам наверняка пришлось обозначить для себя этот путь более конкретно.
Да, очень интересно изыскивать зацепки, которые приводят Дарси к тому, что он влюбляется. Конечно, любовь часто начинается с чего-то вполне тривиального, что привлекает ваше внимание. Но в случае с Дарси, его внимание вообще крайне редко что-либо привлекало. Поэтому, как мне кажется, первая зацепка – этот тот дерзкий вызов, который бросает ему Элизабет, услышав, как он говорит: «что ж, она как будто недурна, но не настолько хороша, чтобы пленить меня». В тот момент, когда она проходит мимо и бросает на него этот дерзкий, нахальный взгляд, Эндрю Дэвис очень помог мне, написав в сценарии – «Дарси сам привык смотреть на людей таким образом, но не привык, чтобы на него самого так смотрели». Так что в этот момент, я думаю, он обращает на нее внимание просто из-за своего смятения и из любопытства; она начинает его заинтриговывать, и это, как я подозреваю, вообще первый раз, когда женщина его по-настоящему интригует, и ему хочется узнать о ней побольше. Мне пришло в голову, что именно с такого момента, как этот, вы можете оказаться на фатальном пути, неважно, подозреваете вы об этом или нет.

Дарси начинает проявлять интерес к Элизабет во время приема у Лукасов, когда он приглашает ее танцевать, а она отказывается. Как вы думаете, что с ним происходит на этом этапе?
До этого момента, как мне кажется, Дарси вообще никогда толком и не смотрел на женщину – ну, я имею в виду, не смотрел реально, всерьез, по-настоящему заинтересованным взглядом – хотя какие-то женщины и нравились ему в обычном смысле. Правда заключается в том, что он пресыщенный и скучающий. Он один из самых богатых людей в Англии, и до этих самых пор этого было вполне достаточно, чтобы делать его привлекательным в глазах женщин. Я помню, что прочел одно выражение, которое мне очень помогло: «человеку с положением не обязательно кого-то развлекать». Для меня это был ключ к пониманию Дарси – я подумал, что если бы он был еще и очаровательным, его жизнь могла бы стать совсем невыносимой. И в результате, как из-за стеснительности, так и из-за отсутствия необходимости, он держится отчужденно и равнодушно. И вот ему встречается Элизабет и фактически дает ему шанс действовать, и это, скорей всего, для него в первая в жизни возможность быть инициатором, быть преследователем, а не преследуемым: и устоять невозможно. И тогда он впервые замечает ее глаза. То, что в начале его интригует, постепенно становится для него глубоко эротическим.

И вот, наконец, она все-таки соглашается танцевать с ним на балу в Незерфилде…
Да. Мне кажется, что та последовательность движений, которой они придерживаются, танцуя вместе, просто великолепна, потому что она идеально отражает их отношения на этом этапе. Мы видим в Элизабет непосредственность и игривость, и есть что-то слегка комичное в том, как Дарси пытается сохранить свои формальные манеры, когда приходит его черед давать остроумный и находчивый ответ в их пикировке. Она говорит нечто, что уязвляет его, но ему предстоит сделать полный круг из восьми шагов прежде, чем ему будет позволено ответить.

Джейн Остен здесь дает нам объяснения тому, почему Дарси решает отступиться и излечиться от этого «безумия», но он уже увяз по уши, прежде чем понял, что это произошло. Поначалу для него это нечто вроде спортивного интереса. А затем он внезапно чувствует, что стал уязвимым и ранимым, и это страшно его обижает. Несколько раз он решает, что должен уже взять себя в руки, и в эти моменты его поведение становится довольно странным и парадоксальным – он и преследует, и сторонится Элизабет одновременно. Он убежден, что не будет танцевать с ней, и затем приглашает ее на танец; он поджидает ее в местах, где, как он знает, она прогуливается, но, встретив ее, не заговаривает с ней; он появляется в пасторском домике в Хансфорде, а затем ведет себя так, словно это она пришла к нему в гости.

Вам пришлось снимать сцену первого предложения буквально на вторую неделю после начала съемок. Как это на вас повлияло?
Поначалу это казалось катастрофой. Всем известно, насколько важна эта сцена. По техническим причинам нам пришлось в начале снимать много более поздних по времени сцен с участием Дарси – тех, где он раскрывается как гораздо более приятная личность, – а затем снять эту кульминационную, критическую сцену. И в силу того, что так неудобно было снимать эту сцену в самом начале, и потому, что она очень нервная, мы в результате уделили ей огромное внимание, и снимали ее с высоким уровнем адреналина в крови, так что, возможно, что это и придало ей нечто, чего бы в ней никогда и не было, если бы снимали ее позже, в более комфортной и устоявшейся атмосфере. Было такое ощущение, что мы прыгаем прямо в омут с головой, и Саймон Лэнгтон справился с этим просто потрясающе.

Как Вы работали над этой сценой?
Я задал себе несколько наиболее фундаментальных вопросов касательно того, что я хочу сделать в этой сцене. Я спросил себя: «Чего мой персонаж пытается добиться?», и затем: «Как он собирается преодолевать любые препятствия, которые встанут у него на пути?» В этом случае, главный вопрос был: «Как Элизабет может сделать это трудным для меня, и как я сам могу сделать это трудным для себя?» Если вы постараетесь решить для себя эти проблемы, то в результате у вас появятся способы и средства, которые помогут найти правильный подход к этой сцене.

Например, я понял следующее: в тот момент, когда Дарси входит в эту комнату и начинает говорить все эти шокирующие вещи – «Я для тебя, конечно, слишком хорош, но не выйдешь ли ты, тем не менее, за меня замуж?» - если я сыграю это так, как если бы я понимал, что веду себя при этом высокомерно и вызывающе, то это никогда не сработает. Я пришел к выводу, что должен сказать это так, словно это самая разумная вещь, которую можно сказать в данных обстоятельствах, и я задумался - «А как мне это сделать? Как мне заставить зазвучать эту невероятную речь про то, что ее семейные связи – это полная катастрофа – как нечто разумное и имеющее смысл?» И решил – «Хорошо, представим себя на минутку в той эпохе, в 1813 году» - и с этой остеновской перспективы весь этот разговор о разумном и неразумном браке сразу обрел самый что ни на есть действенный смысл. Нарушать классовые барьеры в то время действительно могло считаться катастрофой; это могло привести к самым различным бедствиями и несчастьям; социальная ткань того общества была к этому крайне чувствительна, и так далее.

Он также настолько высокомерен, что полагает, будто страшно ее облагодетельствовал своим предложением. Любая женщина, которую он встречал в жизни, безусловно, ответила бы «да» на предложение от него руки и сердца. И со стороны Лиззи было бы безумием ответить «нет», не потому, что он полагает, что она находит его привлекательным – я думаю, дело здесь в не в этом – а потому, что это наиболее выгодное предложение, на которое когда-либо могла бы надеяться не только она, но и особа, даже занимающая гораздо более высокое социальное положение. Я думаю, что он полагает – как и любой полагал бы в то время – что для нее вроде как счастливый финал для Золушки.

И вот Дарси приходит к нему с этим неблагоразумным предложением, каким оно является в его собственных глазах. И что он говорит ей, так это следующее: «Я делаю тебе предложение, из-за которого ты можешь счесть меня опрометчивым, безответственным, и, возможно, даже где-то ребячески наивным; но я не хочу, чтобы ты так обо мне думала, ведь я не такой: смотри, ты видишь, я тщательно продумал каждую деталь и все последствия; я отдаю себе отчет и в том, что моя семья рассердится, и в том, что люди будут воротить от нас нос, и в том, что наше социальное положение слишком разное. Так что не подумай, что я не принял во внимание все эти проблемы – не считай меня беспечным, легкомысленным мальчишкой. И тем не менее, учитывая все эти обстоятельства, я нахожу, что моя любовь к тебе настолько велика, что все эти возражения кажутся мне незначительными.» И, если посмотреть с этой точки зрения, то это получается невероятно романтическое признание в любви. Я даже почувствовал некоторую обиду, когда, после того как мы это сняли, все думали, что я сказал что-то ужасное; я уже настолько проникся его мотивами, что мне искренне оказалось, что его речь была просто очаровательна. Конечно, когда вы смотрите эту сцену, вы не видите ее с его точки зрения. Вы видите самодовольного человека, который входит и изливает все эти напыщенные сантименты, как будто они являются самой естественной вещью на свете, а потом еще имеет наглость изумляться, когда Элизабет ему отказывает – и я думаю, что это правильно. Но я никогда не смог бы сыграть это изумление, если бы не подошел к этому предложения с такой точки зрения.

После этого он не видится с ней до тех пор, пока неожиданно не наталкивается на нее в Пемберли. Что он пытается сделать на этой стадии?
Джейн Остен довольно неопределенна и расплывчата в своих описаниях Дарси в этот период, поэтому мне пришлось искать какие-то подсказки тому, в каком виде он должен здесь предстать. Тут есть противоречия. Часто спрашивают, изменился ли Дарси в процессе этой истории, или это просто мы выяснили в процессе этой истории, какой он на самом деле человек. Я думаю, здесь имеет место сочетание и того, и другого. Его экономка говорит о нем с большой любовью и рассказывает, что он всегда был заботливым братом и очень добрым и хорошим хозяином в своем поместье. То есть, это он не вдруг превратился в хорошего человека; я думаю, что он всегда был хорошим человеком, под этой внешней холодной и замкнутой оболочкой.

Я понимал, что, когда он сталкивается с Элизабет в Пемберли, ему нужно успеть ей очень многое доказать в очень короткий промежуток времени. Он должен показать ей примерно минуты за три, что он готов извиняться, что он может быть и нежным, и сговорчивым, и не быть снобом. Ему нужно успеть удержать ее, пока она не уехала, и доказать, что он попытался изменить те аспекты своей натуры, которые так отталкивали ее раньше. Он хочет, чтобы она любила его; но как вам заставить кого-то полюбить вас буквально за несколько минут? И как вам это сделать, все же сохраняя правдивость по отношению к характеру Дарси?

Ну, а отказ Лиззи все-таки вызывает в Дарси какие-то реальные изменения или нет?
О, да. Нельзя думать, что Дарси просто останется таким же, как был раньше. Это предполагает хотя бы тот факт, что он пишет ей письмо, где объясняет все мотивы своих действий и делится очень личной информацией – это ведь уже очевидно поступок, который совершенно не вяжется с его характером. Мне кажется, после ее отказа он невероятно страдает, потому что любит её. Я думаю, он страшно мучается, поскольку ее слова так рельефно высветили все его поведение в течение всей жизни и самый его характер.

А в чем на самом деле виновен, как я считаю, так это в глупости. Я понимаю, что это, может, и недостойный взгляд на него, но, как мне кажется, его основной недостаток – это глупый, поверхностный социальный снобизм – и это тот горький урок, который ему предстоит усвоить. И я думаю, что в этом смысле он действительно изменился. Он ведь в книге так прямо и говорит, что его отец привил ему хорошие ценности, но также приучил его плохо, презрительно думать о мире за пределами своего социального круга. Он, в общем, боится всего, что выходит за рамки его привычного опыта и совершенно уверен, что не встретит там ничего, кроме варварства. Люди часто делают предубежденные заключения о других сферах цивилизации, и это именно то, чему и подвержен Дарси. Это невежество.

И он получает урок, когда влюбляется в одну из этих варваров, и понимает, что она по меньшей мере ему ровня, если не превосходит его и в остроумии, и в интеллектуальном развитии, и в чувстве собственного достоинства. Она настолько глубоко захватывает и провоцирует его, что его прежние предубеждения уже не могут выжить после этого. Я думаю, что все-таки какие-то остатки прежних взглядов останутся у него и впредь – его всегда будут раздражать глупые, утомительные люди, которые слишком много говорят. Я не думаю, что он когда-нибудь научится восхищаться миссис Беннет или начнет приходить в неописуемый восторг при виде сэра Уильяма Лукаса.

Ну и, конечно, он пока не очень-то научился смеяться над собой. Он научился критиковать себя, что, возможно, уже первый шаг на этом пути, но он пока не умеет увидеть себя в смешном свете и получать от этого удовольствие. Впрочем, с таким партнером по жизни, как Лиззи, семейная жизнь станет для него вопросом выживания, и совершенно очевидно, что этот урок ему суждено будет выучить достаточно скоро.